Убийство на пляже - Страница 121

121

Это единственная занятая здесь камера.

Марк отпускает шторку окошка в двери, и та с громким стуком падает.

Джо Миллер в белом комбинезоне сидит на узкой койке. Он выглядит крошечным. Частично это объясняется обманом перспективы из-за ограничений смотрового окошка, но и без этого он как-то стал меньше. Он сейчас намного меньше того человека, которого Марк считал патетическим маленьким евнухом.

Сам Марк похож на темно-красного рычащего монстра на широкоформатном экране.

– Ты был нашим другом, – говорит он. – Ты приходил в наш дом.

– Прости меня.

Джо поднимает руки. В памяти Марка всплывает строчка из заключения патологоанатома: Дэнни стоял к нападавшему лицом. Это пустое бледное яйцо было последним человеческим лицом, которое его мальчик видел в своей жизни! От этой мысли Марк едва устоял на ногах.

– Я ужасно сожалею, – скулит Джо.

Лицо Марка уже мокрое от слез и слюны.

– Ты недостаточно мужик, чтобы убить своего мальчика? Так ты пришел за моим?

– Это был несчастный случай, – говорит Джо. – Я положил его на берегу, чтобы вы знали. А мог бы бросить в море.

Все, это уже предел того, что Марк в состоянии вынести.

– Ты хоть слышал, что сейчас сказал?

– Он пришел ко мне, потому что ты был для него плохим отцом. Потому что ты бил его.

– Не ищи себе этих долбаных оправданий! – Марк чувствует, как при этих с жаром сказанных словах что-то рвется у него в горле. – Это было единственный раз. А теперь я буду мучиться из-за этого всю жизнь.

Теперь Джо тоже плачет. Да как он смеет?!

– Ты делал с ним всякие грязные вещи, да? Я знаю, они говорят, что не делал, но я думаю, что должен был.

– Клянусь, я ничего с ним не делал. – Тон у Джо умоляющий. – Я только пожалел его. Ты должен мне поверить.

Марк с силой прижимается лицом к двери, и края металла врезаются в его тело.

– Я думал, что буду ненавидеть тебя, Джо. – Он бросает эти слова, словно выплевывает. – Но теперь, когда я вижу тебя здесь, то понимаю, что ты этого не стоишь. Мне жаль тебя. Потому что ты ничтожество, пустое место.

Марк захлопывает шторку смотрового окна, чтобы Джо не успел заметить его ложь. Он все-таки ненавидит Джо, причем «ненависть» – недостаточно сильное слово, чтобы описать тугой комок черной энергии у него в груди, который рассылает неистовые импульсы по всему телу. Он рад, что дверь камеры толстая и прочная, но не из-за Джо, а из-за мысли о Бэт с Хлоей и их новом малыше. Будь у него шанс, он мигом бы вытряс жизнь из этого Джо Миллера!

На улице темно и сыро. Элли с Томом играют в игру, чья капля быстрее скатится вниз по оконному стеклу, пока она ждет звонка от Харди. Она уже не знает, имеет ли право знать, что там происходит. Да и вообще, кто она теперь? Свидетель?

От громкого стука в дверь оба вздрагивают, а Фред начинает что-то бормотать во сне.

– Это Люси.

Элли отодвигает задвижку и впускает сестру в номер. Все отошло на задний план – их ссоры, деньги и ложь, потому что семья – это то место, куда ты идешь, когда идти больше некуда и ничего другого не осталось. Они долго обнимаются, а потом Люси вдруг понимает, что Элли необходимо уйти, чтобы об этом никто не знал.

– Я побуду тут столько, сколько нужно, не переживай, – говорит она, помогая Элли, как маленькой, надеть оранжевый плащ.

Добравшись до окраины города, она уже жалеет, что не надела чего-то менее приметного. Плащ бросается в глаза, как буек у набережной. Она низко опускает голову и старается идти боковыми улочками и пустынными переулками. Но даже при этом кое-кто все-таки замечает ее, когда она переходит дорогу возле редакции «Эха», и это последний человек на земле, с которым ей сейчас хотелось бы встретиться.

– Сержант Миллер! – окликает ее Карен Уайт.

Ноги Элли инстинктивно немного сгибаются, словно готовятся убежать, и она оглядывается по сторонам, высматривая фотографа. Но, похоже, Карен здесь одна.

– Простите, – говорит она, и Элли не может сообразить, что именно выражает ее интонация: сочувствие или извинение за навязчивость. – Они теперь все будут охотиться за вашим взглядом на эту историю.

Это уже больше похоже на правду. Элли готовится к плохо завуалированному шантажу: «Вы даете мне эксклюзив, и я вас не видела». Но от того, что говорит Карен на самом деле, у нее перехватывает дыхание.

– Не говорите ни с кем.

Она снова отступает в тень, прежде чем Элли успевает оценить этот любезный жест, не говоря уже о том, чтобы поблагодарить за это.

Она продолжает двигаться вперед по пешеходным проходам и боковым улочкам. Смотрит она только под ноги, поднимать глаза ей не обязательно. По этому городу она может гулять вслепую. Она даже может по памяти нарисовать его карту с указанием названий каждой улицы.

На краю спортивной площадки она останавливается. Церковь окутана мраком, но зато в ее доме свет горит в каждой комнате: она видит расплывчатые силуэты ребят из бригады криминалистов и сжимается при мысли о том, что сейчас они роются в ее кухне, в ее шкафах, в ее жизни.

Элли медленно поворачивает голову в сторону Спринг-Клоуз. Здесь не видно никакого движения, только Бэт стоит в окне спальни, опершись руками о подоконник. Элли хватается за голову, а когда смотрит туда снова, Бэт уже пропала.

На земле появляется и исчезает полоска света – это открылась и закрылась задняя дверь в доме Бэт. Встретить ее на полпути – самое меньшее, что Элли может сделать сейчас. Две старые подруги медленно движутся навстречу друг другу. Элли столько хочется сказать, но она отдаст право первого слова Бэт. Мысленно она готовится к слезам, ярости, оскорблениям. Она молчит. Они долго стоят так. Наконец Бэт качает головой – медленно, не торопясь, почти саркастически:

121