За время короткого похода до комнаты для допросов Элли приходится дважды подтягивать брюки, которые стали слишком свободными. Последний раз она была такой стройной еще до рождения Фреда. Маленькие радости: она понимает, что наконец-то похудела после родов. Энергия, которой она сейчас горит, поступает непонятно откуда, но не от еды и сна. Уж не таким ли образом заболел Харди?
Сьюзен Райт угрюмо сидит рядом с дежурным адвокатом. Элли откашливается и приступает к допросу. Без Харди ей придется самой поочередно исполнять роли хорошего и плохого копа.
– Рядом с местом, где был обнаружен труп Дэнни Латимера, найдены четыре окурка с вашей ДНК на них. И у вас оказался скейтборд Дэнни. Вы передали его местному мальчику.
– Это он вам так сказал? – говорит Сьюзен своим обычным монотонным голосом. – Он был как раз у него самого, это он показал мне его и попросил пока хранить у себя. Маленький негодник врет.
Ярость, которая при этом закипает в Элли, не находит выхода, поэтому она просто проглатывает это заявление.
– В вашем шкафу найдены следы от стоявшего там скейта. На нем ваши отпечатки пальцев, как и отпечатки Дэнни. Вы солгали нам, что Марк Латимер брал у вас ключи от хижины. И что вы вообще делали на пляже рядом с трупом Дэнни? Зачем вы взяли его доску? Почему мы нашли ваши окурки возле мертвого тела? И почему вы сразу не принесли доску к нам?
– Моя собака… – говорит Сьюзен. – Винс… Где Винс?
Элли тут же хватается за это.
– Сьюзен, я уже давно занимаюсь этим делом, – говорит она, особо не старясь следить за своим голосом. – И я потеряла всякое терпение. А теперь расскажите мне, как вы нашли эту доску. Потому что в противном случае я вас засажу, для вас все это закончится тюрьмой. А если это произойдет, кто знает, что может случиться с вашим Винсом. Он может попасть в облаву, его могут усыпить…
Зрачки Сьюзен испуганно расширяются, и Элли понимает, что ее ход сработал.
– Расскажите мне, что произошло.
Плечи Сьюзен опускаются. Ее сопротивление еще не сломлено, но к тому идет.
– Я гуляла среди ночи, – говорит она. – Мы с Винсом гуляли. Нам нравится гулять по ночам, никого вокруг нет. Можем гулять часами, просто на свежем воздухе. Во второй половине дня мы отсыпаемся и выходим в три, может, в четыре утра. Здесь так хорошо ночью! Идем от моего трейлера вверх по холму, на обрыв… Когда мы поднялись туда, я увидела это на пляже. Мальчик… Мы спустились. Он лежал распластавшись. Скейтборд был рядом с ним. У меня с собой было несколько сигарет. Я постояла там немного. Все смотрела на него. Он был такой красивый!
Элли передергивает от мысли, что кто-то может видеть в мертвом ребенке какую-то красоту, и Сьюзен замечает это.
– Я имею в виду, конечности его были вывернуты, но на лице его был мир.
Она растягивает слово «мир» дольше обычного, как будто оно слишком дорогое и редкое, чтобы отпускать его так просто.
– Я только вот чего не пойму, – говорит Элли. – Как вы могли стоять над телом Дэнни и спокойно курить, а потом еще пойти догуливать собаку?
– Я же знала, что его найдут, – пожимает плечами Сьюзен, как будто они говорят о выброшенном матрасе. – Я не хотела быть в это замешана. Вы, полицейские, разрушили мою семью.
– Расскажите об этом, – говорит Элли чуть ли не шепотом. – Помогите мне понять.
Она хочет спровоцировать ее: есть надежда, что честное признание насчет собственной семьи подтолкнет Сьюзен рассказать правду и о Дэнни. А когда Элли доберется до правды, ей не понадобятся никакие записи для уточнения деталей – это дело запечатлеется в ее памяти во всех подробностях навсегда.
Сьюзен начинает медленно и неосознанно кивать головой – жест скорее самоуспокаивающий, чем подтверждение правдивости ее слов.
– У нас было две девочки. Мой муж был электриком. Он спал с нашей старшей, но я об этом не знала. – Ее бесстрастный голос вдруг повышается, и в нем слышится нотка вызова, как будто она уже в сотый раз повторяет, что отрицает свою вину. – Затем он попытался проделать это же с младшей. Ее сестра не могла этого допустить, она хотела защитить младшую сестренку. Поэтому она была убита. А он сказал мне, что она уехала из дому. Она мне никогда ничего не говорила. Через некоторое время люди начали задавать вопросы. Потом ко мне пришло много полицейских. Забрали младшую в приют. Арестовали его. Он сказал им, что я все знала, что я участвовала во всем этом. Но я не знала. Я никогда ничего не знала! У вас сейчас такое же выражение на лице, как у них тогда.
Ее муж, ее ребенок, ее дом… Как она могла об этом не знать? Элли тщательнее, чем обычно, пытается не показать, что думает по этому поводу на самом деле.
– Я просто вас слушаю, – говорит она.
– В конце концов они нашли ее тело, оно было закопано в лесу, в трех милях от дома. Я была беременна. Социальная служба забрала у меня ребенка – они сказали, что я недостойна быть матерью. Все, что я сказала в полиции, было перекручено и обращено против меня. Его осудили. Он получил пожизненное. Через десять месяцев он повесился в камере. – Она вдруг скрипит зубами и смотрит в потолок. – Смерть… Стоит ей один раз запустить в тебя когти, и она уже не отпустит никогда. – Наконец пустые глаза Сьюзен наполняются слезами и нижняя губа начинает предательски дрожать. – Когда я стояла там, на пляже, и смотрела на того мальчика, я просто думала, выглядела ли моя девочка так же умиротворенно после того, как он убил ее. Не думаю, что с ней могло быть так же.