Лицо Джека остается невозмутимым, но поза его едва заметно меняется, чуть опускаются напряженные плечи, и, когда он заговаривает, уже понятно, что он испытывает облегчение.
– Я был учителем музыки. А Ровена была моей ученицей. Девочка. Никаких мальчиков там и близко не было. Я уверен, что вы можете все это проверить. У нас с ней были отношения.
– Сколько раз у вас был с ней секс? – спрашивает Харди.
Джек недовольно морщит нос.
– Вы считаете, я должен был делать зарубки на спинке кровати?
Харди скрещивает руки на груди.
– Кто заявил об этом в полицию?
– Ее отец.
Вызывающий взгляд Джека внезапно теряет фокусировку. Элли смещается немного в сторону, пытаясь снова встретиться с ним глазами, но из этого ничего не получается.
– Из меня сделали пример в назидание остальным. Я отсидел год, и еще повезло, что я вышел оттуда живым. Ей было пятнадцать лет и одиннадцать месяцев. Через четыре недели и один день ничего дурного в этом не было бы. Так что свое наказание я уже отбыл.
– А вы когда-нибудь связывались с той девушкой после своего освобождения? – спрашивает Элли.
– Я на ней женился.
Такой ответ застает Элли врасплох, и она умышленно заранее настраивает себя против того, что может оказаться совершенно душещипательной историей.
– Через неделю после того, как вышел из тюрьмы. Ей было семнадцать, мне – сорок.
Преподобный Пол Коутс в ожидании полиции отважно сдерживает толпу, собравшуюся перед газетным магазинчиком.
– Вы должны защитить его, – говорит он, когда Элли и Харди выходят, прокладывая себе путь в этой давке плечами. – Он мой прихожанин. И он до смерти напуган.
Харди оглядывает Пола. Взгляд его задерживается на пасторском воротничке, как будто он испачкан.
– А ведь вы уверены, что он невиновен, верно?
Пол непреклонен.
– А вы уверены, что он виновен?
– Мы учтем ваше мнение.
Элли идет за Харди обратно в участок под градом его тезисных умозаключений.
– То, что он сказал, ничего не меняет, – говорит он. – У Джека Маршалла есть судимость. Он по-прежнему под подозрением. Нас не должна сбивать ни его душещипательная история, ни эта шумиха в прессе. Мы по-прежнему оперируем только доказательствами и фактами.
Словно по заказу, наверху их дожидается Брайан из бригады криминалистов.
– В следующий раз, когда место преступления у вас будет на пляже, приглашайте кого-то другого, – говорит он. – Это какой-то кошмар. Слой за слоем все двигается, сползает – просто невозможно. Мы забраковали четыре сотни улик как не имеющие отношения к делу или мусор.
– Я предпочитаю те, которые имеют к нему отношение, – хмурится Харди.
Брайан вручает ему прозрачный пакет, в котором лежат четыре сигаретных окурка.
– Найдены в пределах трех футов друг от друга. И в четырех футах от того места, где был обнаружен труп.
– А что отличает их от всего остального? – спрашивает Элли.
– Время появления. Если бы они оказались там на пару часов раньше, их смыло бы приливом. Однако следов воды на них нет, так что их должны были бросить там уже утром. Примерно в одно время с телом. Это сигареты с высоким содержанием смол в табаке, что весьма необычно в наше время. Если они приобретены где-то здесь, у вас не будет недостатка в тех, кто запомнил этого покупателя.
Харди озвучивает то, о чем все они в этот момент подумали:
– Тащить труп так далеко, а потом стоять над ним и курить… Бессмыслица какая-то!
Когда Брайан закончил, Харди возвращается в свой кабинет. Здесь он опускает жалюзи и выключает освещение, так что теперь свет пробивается только через узкие щели между пластинами. В углу стоит диван, и он неуклюже укладывается на него, свесив ноги.
Он закрывает глаза и мысленно выстраивает всех подозреваемых в шеренгу, как для процедуры опознания. Это нехитрый прием, и Харди с самого начала пользуется им в тех случаях, когда информации поступает больше, чем он может переработать. Он сослужил ему хорошую службу на ранних стадиях расследования в Сэндбруке и, Харди надеется, внесет аналогичную ясность и сейчас.
Марк Латимер, естественно, остается в поле их зрения. В соответствии с аксиомой, гласящей, что чем ближе к жертве, тем выше вероятность вины, он продолжает быть их главным подозреваемым. Даже с учетом свидетельских показаний Бекки Фишер, в его алиби еще остается пробел в два часа. Один раз он бил Дэнни. Поправка: им известно об одном случае, когда он бил Дэнни.
Виновность Джека Маршалла выглядит столь же правдоподобной, хотя и по другим причинам. Холостяк, не местный, с судимостью за сожительство с малолеткой, которую затем убедили выйти замуж за своего совратителя, – все это предполагает, что Джек Маршалл был искушен в общении с детьми, руководствуясь сексуальными намерениями. То, что на теле Дэнни не найдено следов сексуального домогательства, еще не означает, что таковое не имело места. Опытные насильники знают, что существует много способов заигрывания с ребенком. А опытные преступники любого профиля знают, как осуществлять контакт, не оставляя при этом следов. У лидера Морской бригады Джека Маршалла была под рукой группа маленьких мальчиков. Каждое утро он встречался с Дэнни наедине в своем магазине, у него же оказался телефон мальчика после его смерти, а от его дома до места, где был найден труп, рукой подать. При каждом удобном случае он мешал ходу следствия – чем больше Харди думает о забывчивости Маршалла, тем более удобным оправданием это ему кажется.