Ответа не последовало, но это и неудивительно, когда Люси ушла в загул. Теперь Элли не услышит о ней, пока у той не закончатся деньги и она не приползет обратно в Бродчёрч побираться.
Репортеры окружили дом Бэт снаружи, полиция находится внутри. Она не может скрыться от всех этих людей, и при этом с ней нет единственного человека, с которым она хочет сейчас быть. Ей невыносимо хочется побыть одной в комнате Дэнни, свернуться калачиком на его кровати, зарывшись лицом в его подушку и вдыхая его запах, но натянутая крест-накрест полицейская лента на его двери делает Бэт чужой в собственном доме и даже превращает его в тюрьму для нее. Самое близкое к ее желаниям занятие – это перебирать выстиранные вещи, которые горой лежат в ее спальне, где она отдается во власть бессмысленных автоматических движений, расправляя воротнички на его рубашках, разбирая по парам его носки, складывая его футболки. Эта пустая одежда словно насмехается над ней.
В голове крутятся мысли о том, что она виновата: виновата, что не защитила его, что воспринимала его как должное, потому что думала, что он дан ей навсегда.
Теперь она плачет все время. Под глазами постоянно красные круги, где кожа разъедена солью слез. Она входит в это состояние и выходит из него незаметно, понимая, что слезы текут, только тогда, когда возобновляется жжение на щеках.
Во рту чувствуется металлический вкус, и она не может объяснить слезами этот то возникающий, то исчезающий привкус медной монеты. Каждый раз, когда это случается, ей очень хочется чипсов с сыром и луком – непонятно, это гормоны срабатывают или условный рефлекс по Павлову? На самом деле это единственная еда, которую, как ей кажется, она сейчас могла бы съесть. Это первое чувство необходимости, возникшее после случившегося. Она плетется вниз и начинает открывать все буфеты.
– А где чипсы? – спрашивает она у Лиз, которая наглаживает складки на джинсах Марка.
– Тебе не нужны никакие чипсы, – говорит Лиз.
Но для Бэт эти самые чипсы с сыром и луком уже неразрывно связаны с жаждой свободы. Лиз снова смотрит на дочь и видит ее решимость.
– О’кей, – говорит она, ставя утюг. – Я сейчас схожу за ними.
– Мама, когда ты уже перестанешь меня опекать?
– Прости, – говорит Лиз сквозь клубы пара от утюга. – Просто я хочу помочь тебе.
– Ты не можешь этого сделать, – говорит Бэт, суя в карман ключи от машины. Она не оглядывается.
Приятно снова оказаться за рулем, но проблема с ездой на автомобиле заключается в том, что рано или поздно ты должен куда-то приехать.
На парковке в супермаркете Бэт сталкивается с неприятным явлением: люди пялятся на нее, отводя глаза только тогда, когда она это замечает. Их взгляды на долю секунды сталкиваются и тут же отскакивают друг от друга, как стеклянные шарики в детской игре. Когда Бэт уже кажется, что если это случится еще хоть раз, то она не выдержит, какая-то женщина, таращившаяся на нее под защитой ветрового стекла своей машины, забывает отвести глаза, и от этого становится еще хуже. Намного хуже.
Она старается вести себя нормально. Она ходит в этот универсам с тех пор, когда ей было столько же, сколько Дэнни. Что может быть более нормальным, более повседневным, чем делать здесь покупки? Она загружает свою тележку и выезжает в одном футе перед другими покупателями. Молодая пара проделывает со своей тележкой эквивалент крутого полицейского разворота на месте и резко сворачивает в другой проход между стеллажами. Посетители магазина при виде ее либо опускают глаза в пол, либо начинают внимательнейшим образом изучать ценники на полках. Но больнее всего оказывается другое: какая-то мамаша за руку выдергивает своего ребенка с ее дороги, как будто ее потеря может быть заразной. Бэт словно радиоактивная.
В конце концов она таки находит чипсы и расплачивается на кассе. Когда она уже загружает покупки в багажник, к ней подходит старик и берет ее за руку.
– Нам всем очень и очень жаль, – говорит он.
Бэт понимает, что должна поблагодарить его, но теперь уже он кажется ей радиоактивным: жалость – это отрава. Она отдергивает руку и запирается в машине. Ослепленная слезами, она слишком сильно нажимает на газ, собираясь сдавать задним ходом.
Ба-бах… Она с силой въезжает в бетонный столб, и ремень безопасности больно впивается в живот. Багажник распахивается. Бэт выбирается из машины и с размаху пинает покореженный металл, не заботясь о том, что может поломать ногу. Крича и ругаясь, она ловит на себе пристальные взгляды людей. Ну давайте, возьмите меня за руку, расскажите мне, как вам жаль, продолжайте пудрить мне мозги! Но надолго ее сил не хватает. Тяжело дыша, она прислоняется к автомобилю, не зная, что делать.
Кто-то окликает ее по имени:
– Бэт!
Это Пол Коутс, викарий из церкви ее матери. Сама Бэт в Бога не верит и знает Пола в большей степени потому, что он играет с ее Марком в мини-футбол. Если сейчас он скажет, что Господь в первую очередь забирает к себе тех, кого любит больше всего, она ему врежет.
– С вами все в порядке?
Она не собиралась ему ничего говорить – это вырывается как-то само собой.
– Я беременна, – говорит она.
Пол помогает ей встать на ноги, как будто ждет, что из-за этого она может упасть, хотя срока у этой беременности всего несколько недель. Они садятся на бортик открытого багажника, крышка которого обеспечивает им тень. Все это создает какую-то странную, почти интимную обстановку.