Убийство на пляже - Страница 12

Но кто он?

Этот вопрос начинает повторяться в ее голове, и тут ее мысли прерывает Харди.

– Ваш сын, Миллер, – говорит он. – Они с Дэнни были друзьями. Мне необходимо поговорить с ним.

«Ну, это мы еще посмотрим», – думает Элли, хотя вслух ничего не говорит. Должен быть кто-то еще, кто мог бы допросить Тома; возможно, кто-нибудь из женщин-ДК. В любом случае этот нервный, угрюмый мужчина, который к другим людям даже по имени обратиться не может, просто не в состоянии деликатно или эффективно общаться с ребенком, который потерял друга.

Для начала пусть он просто перестанет говорить с ней, как сержант-майор. Во всяком случае, стоит попробовать. Элли берет себя в руки и решается.

– Сэр, не могли бы вы не называть меня Миллер? Я не очень привыкла к обращению по фамилии и предпочла бы, чтобы вы звали меня Элли.

Пауза так затягивается, что она уже начинает сомневаться, слышал ли он ее вообще.

– Элли. – Харди произносит это с осторожностью, как будто впервые говорит на чужом языке. – Элли. – Он морщит нос. – Нет.

Из-за него она чувствует себя неопытным стажером-практикантом. Она до боли прикусывает язык.

Джек Маршалл возглавляет местную Морскую бригаду и еще держит газетный магазин. Хотя он родом не отсюда, но живет здесь уже так давно, что стал непременным атрибутом Бродчёрча. Взрослые находят его суровым, но дети любят: есть в нем какая-то честность, к которой они тянутся. Перед его магазином выставлены на продажу детские наборы из ведерок с лопатками, почтовые открытки, а также вертушки на палочке и давно устаревшие сачки для ловли креветок. Внутри магазинчика полки за прилавком от пола до потолка заставлены банками с конфетами. Джек считает, что самообслуживание, когда покупатели сами набирают себе разные сладости, – это рассадник бактерий, поэтому все взвешивает лично, как это делалось во всех магазинах, когда Элли была маленькой. Он продолжает использовать старые, имперские единицы измерения, наряду с метрическими мерами. Том и сейчас любит приходить сюда, обращаясь к Джеку по имени и заслушиваясь грохотом леденцов, когда они падают на весы.

Когда они заходят, по магазинчику проносится ветерок и вздымает занавеску из цветных пластиковых лент, которая отделяет торговый зал от складских помещений. Джек одет в рубашку с галстуком и кардиган, который носит круглый год. Такое впечатление, что он ждал их: в кои-то веки расчесаны его длинные, до плеч, волосы – пережиток семидесятых годов.

– Дэнни сегодня утром не появился за разноской… – начинает Элли.

– Я подумал, что он заболел.

Лицо и голос Джека Маршалла совершенно ничего не выражают.

– Он часто пропускал работу?

– Все они пропускают время от времени.

Похоже, он решил использовать как можно меньше слов. Элли оглядывается на Харди в ожидании помощи, но тот небрежно листает журналы, как будто не слушая их.

– Но вы не перезвонили ему, чтобы проверить?

– У меня на это нет времени, я тут один.

До нее доходит, что Джек до сих пор не спросил, в чем же, собственно, дело.

– А как Дэнни выглядел вчера?

Джек сует руки в карманы.

– Да как обычно.

– Вы не заметили каких-либо изменений в его поведении за последние несколько недель?

– Во-первых, он появлялся здесь на пятнадцать минут. И я не психоаналитик.

Джек никогда не был душой компании, но его раздражительность – это что-то новое.

Харди поднимает на него глаза.

– Вы женаты?

На вопрос, заданный таким образом, правильного ответа не существует. Джек выдерживает его взгляд.

– Нет. А вы?

Харди не отвечает. Элли смотрит на его левую руку. Кольца на ней нет.

– Они принесли его сюда, Марк и Бэт, – ни с того ни с сего говорит Джек. – Ему было тогда три дня отроду.

Интонация его почти не изменилась, но в глазах исчез фокус. Он смотрит куда-то вдаль, как будто на призрака.

7

Дэнни лежит на столе в патологоанатомической лаборатории, тело его по маленькие круглые плечи укрыто белой простыней. Элли кажется, что он сжался и стал меньше с тех пор, как она видела его в «приделе вечного покоя» – морге. Она не может сказать, связано ли это с тем, что сейчас он лежит на большом столе, с тем, что он сейчас обнажен, или же это смерть уменьшила его. Теперь уже смерть со сном перепутать нельзя, и ощущение, что он может вдруг с криком вскочить, чтобы испугать ее, пропало.

Она раньше никогда не встречалась с патологоанатомом Джеймсом Лавгудом. В помещении стоит кисловатый запах дезинфицирующего средства, и она задумывается, уносит ли он его с собой на одежде и в волосах, когда возвращается домой. Она буквально чувствует, как этот запах проникает во все поры.

– Мне осталось еще семь недель, – говорит он. – Они просили меня остаться еще на три месяца, пока найдут замену на это место. Но я подумал, что семь недель здесь будет нормально. – Он вытирает глаза. – Больше всего меня расстраивают дети. И всегда так было.

– Что вы нашли? – прерывает его Харди.

Тон Лавгуда соответствующим образом меняется.

– Поверхностные порезы и кровоподтеки на лице. Никаких повреждений, связанных с падением. Причиной смерти стала асфиксия. Он был задушен. Кровоподтеки на шее и горле, а также в верхней части позвоночника. Расположение кровоподтеков указывает на большие кисти рук; предположу, что нападавший был мужчиной. Нападение должно было быть жестоким. Угол указывает на то, что он должен был стоять лицом к атакующему. Он должен был его знать. – Он делает глубокий вдох. – Простите. Сексуального насилия, слава богу, не было.